Живые и мертвые

Когда простой журналист приходит в армию он становится политруком. Иван Синцов ехал к западной границе с редакционным заданием. Ехал, встречая на своем пути негодяев и паникеров, обездоленных беженцев и растерянных бойцов, отставших от своих частей, брошенных раненых и потерявшихся детей. Толпы обезумевших от горя женщин и стариков. Среди хаоса первых дней войны Синцов наткнулся на Серпилина. Как гранитный столб, устремленный к небу, среди пены и щепок в водовороте бушующего океана, спокойный, уверенный, подтянутый. Высокий комбриг с некрасивым лицом, ясно и четко отдавал команды, строил бойцов, устанавливал орудия, рыл окопы и даже по расписанию кормил солдат. Он просто делал свою работу – воевал в вверенной ему части, чтобы остановить лавину врага. Воевал, как положено по Уставу Красной Армии. И это спокойствие, уверенность и железный порядок делали чудо – «немецкая машина» наткнулась на Серпилина и заглохла. С изумлением Синцов увидел перед окопами полка десятки сгоревших немецких танков. Увидел и запомнил на всю жизнь.
Пройдет долгих четыре года. Знамя Победы поднимется над поверженным рейхстагом. Его полотнище подхватит весенний берлинский ветер. Знамя не только смертельно усталых, но счастливых, что дожили до Победы живых, но и знамя мертвых. Тех, кто тогда, в 41-м стоял насмерть и устоял, полег в русскую землю, но не побежал. Знамя политрука Синцова и комбрига Серпилина, маленькой докторши Тани, сердитого танкиста с простой русской фамилией Иванов, летчика Козырева и тысяч неизвестных солдат. Тех, кто верил, но так и не увидел этого знамени.